Несметное богатство[сборник] - Николай Селиверстович Акулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но однажды самка не рассчитала и, гоняясь за верткой птицей, врезалась в окно ремонтной мастерской. Удар был сильный, и она, пробив стекло, упала замертво.
Гибель подруги ястреб перенес тяжело, долгое время не показывался. Но вот он появился вновь. Ошибиться было нельзя: на широкой дымчатой груди словно натянута матросская тельняшка — признак взрослости. (Молодые, пока не войдут в полную силу, имеют совсем скромное оперение с небольшим крапом на груди.)
Теперь ястреб переменил тактику охоты. Стояла зима. На белом снегу отчетливо выделялись голые сучья старого тополя. Ястреб прилетал сюда рано, чуть забрезжит рассвет, и терпеливо ждал.
Холодно, пар идет от дыхания. Слышно поскрипывание снега под ногами людей — село просыпается. Ястреб сидит на тополе и, несмотря на мороз, не шелохнется. Желтые глаза с темными зрачками устремлены на полуразвалившуюся часовню — тут обитают голуби-сизари. Но они почему-то не появляются.
Всходит солнце, рассеивается морозная дымка. Голуби с опаской вылетают из башен. Настороженно глядят на силуэт неподвижного хищника. А тот, уловив момент, вдруг ожил и в стремительном броске подхватил зазевавшуюся птицу когтями.
Хотя ястреба отличные охотники, но сытые ни на кого не нападают. В природе все устроено разумно, и соотношение между хищником и жертвой поддерживается в равновесии.
В настоящее время ястреба малочисленны. Многие из ястребиных занесены в Красную книгу СССР редких и исчезающих видов и взяты под охрану государства.
Собачья верность
Дальняя дорога утомительна, но все было забыто: впереди целый день в зимнем лесу. И охота. С гончими, которые поднимают зверя и гонят его не щадя сил. Их голоса только и говорят охотнику, где идет спугнутый ими заяц или лиса. И уже дело охотника, его опытности, знания леса рассчитать, где пройдет зверь, которого они преследуют. Зверь от собак уходит по кругу и, замыкая его, опять возвращается на свой след. Охотник, зная это, становится на след, выжидает или стремится опередить зверя и встретить его в удобном месте…
В этот день при нас, городских охотниках, пара русских гончих: Трубач и Флейта. Обе собаки норовистые, усердные, рвутся с поводка. Еще бы: кругом не видимые глазу, не ощутимые людьми звериные запахи. И, наконец, свобода!
Вот и свежий заячий след… Звонко залаяла Флейта, за ней, басом, — Трубач. Сна и томления как не бывало. Руки твердо держат ружье, шаг легкий, глаз зорок: охотники сразу рассыпались по лесу, стоят на перехватах, ждут.
Один заяц, второй, третий… Уже пора кончать охоту, возвращаться восвояси.
Флейта покорно подошла на зов хозяина и спокойно доедает свою долю сытного обеда, а Трубача все нет.
Мороз крепчал, пощелкивал стволами больших деревьев. В сумраке будто затаились обледенелые ели, светились куржаком березы и орешник. Холод заползал под воротник разгоряченных охотой людей, стало клонить в сон. Каждому захотелось скорее домой, к теплу, но все молчали Лишь издалека доносился голос хозяина Трубача — Имама, звавшего свою собаку. То один, то другой охотник приходили ему на помощь. Но Трубач не отзывался. Только ветер в ответ шумел в кронах деревьев все сильнее и сильнее. Пробовали стрелять — тоже безрезультатно. Видимо, Трубач продолжал азартно гнать зверя и находился так далеко, что никакие посторонние звуки до него не доходили.
Говорить было не о чем. Всех одолевало одно желание — скорее покинуть неприветливый ночной лес. Испытывая неловкость, по общему молчаливому согласию, решили, наконец, ехать домой, не дожидаясь собаки. В глаза друг другу не смотрели: бросать в лесу собаку совестно.
У загашенного костра оставили краюху хлеба. Хозяин Имам до опушки леса прошел пешком, чтобы Трубач по следу мог взять направление. В последней надежде, что он услышит и отзовется, выстрелил два раза в воздух.
Потом все сели в машину и так же молча уехали в город. Охотничьи трофеи не радовали. Казалось: лес опустел и стал еще угрюмей, сумрачней.
Всю ночь мела колючая поземка, старательно засыпая ночные следы.
На другой день мы все, кроме Имама, — он поехать не смог — направились к вчерашнему месту охоты.
В морозной утренней дымке среди больших ветвистых деревьев промелькнула тень. Трубач! Но как он сгорбился и похудел за эту длинную морозную ночь! Очутившись один в ночном лесу, он растерялся. Днем все иначе, рядом хозяин, другие охотники, все понятно и просто. А сейчас все настораживало, непонятный скрип деревьев, незнакомый ночной шорох и шум леса, леденящий душу предсмертный крик зайца, пойманного рысью. А рысей в лесу много, это их владения.
Услышав наши голоса, Трубач бросился к нам, видимо, подумал, что за ним пришел хозяин. Не добежав метров двадцать, остановился, понял: хозяина нет — ошибся. Сразу сник и, сгорбившись опять, отошел. Больше к нам он не подходил. Не подействовал и вынутый из мешка хлеб. Собака не пожелала взять его от чужих: она была верна хозяину. Ничего не добившись, мы оставили на снегу завтрак и двинулись дальше, в глубь леса.
Охота у нас в тот день тоже не клеилась, мысли невольно возвращались к четвероногому другу. Вспомнили, как в прошлом году трагически погиб один охотник. Выехал проверять капканы на ондатру и не вернулся. На четвертый день его нашли, а при нем — собака лайка, голодная, одичавшая. Ни на шаг не отходила от своего мертвого хозяина, даже не стремилась где-нибудь укрыться от дождя и пронизывающего осеннего ветра. По ночам далеко разносился ее жалобный вой на опустевших островах, и люди, слышавшие его, долго не могли понять причину, пока не стало известно о гибели охотника.
Под вечер я разошелся с охотниками. Завернул к тому месту, где осталась собака. Завтрак исчез, значит, собака нашла его и подобрала. В нескольких местах пыталась ловить мышей, но, видимо, безуспешно. Следы показывали, что она все время ходила поблизости, надеясь на появление хозяина, и только перед сумерками направилась к поселку. По дороге наткнулась на брошенную лисой кость. Погрызла немного. Затем ее видели в поселке, но и там ни к кому собака не подходила.
